Мы сидели в московском аэропорту и ждали регистрации на самолет, отбывающий в город Архангельск.Я наблюдал суету пассажиров и не верил себе. Неужели все сборы, все хлопоты, все чиновные дела позади, и скоро мы будем на месте старта? Вернувшись из путешествия по России, я сразу взялся за подготовку нового маршрута. Задумка эта появилась давно. Еще в 1975 году в журнале «Вокруг света» прочел я о смелом путешественнике тридцатых годов нашего века Глебе Леонтьевиче Травине. Он известен тем, что объехал на велосипеде вдоль всех границ нашей необъятной страны. Его маршрут был настолько сложный, что вот уже более пятидесяти лет никто не смог повторить пройденного им пути.
Меня больше всего привлекал северный участок этого маршрута – от Архангельска до Уэлена.
К этому времени я уже был знаком и переписывался со многими единомышленниками, влюбленными, как и я, в велосипедные путешествия. Получив мое сообщение о попытке пройти северным маршрутом Глеба Травина, письма стали приходить одинакового содержания: во всех высказывалось сомнение в осуществимости моего мероприятия. Шел 1987 год, в это время Север был закрыт для путешественников и тем более были закрыты его границы. Я же прочитывал все изъявления сомнений и по крупицам собирал заложенные в них рациональные зерна.
Одно из писем пришло тогда от аса нашего российского велотуризма, друга Г. Травина Г. Гончарова. В своем письме он спрашивал, насколько четко я представляю цель, которую поставил себе, и знаю ли я, какие качества необходимы для такого уникального испытания? Георгий Федорович сообщил мне для пользы дела адрес В. Крючкина, снимавшего фильм о Глебе Травине, и адрес одного уральского энтузиаста, готовившего себя к жизни в экстремальных условиях. Это человек, который уже год жил на сырой рыбе, талой воде, спал в одном трико на сорокаградусном морозе. В нем Гончаров видел достойного и единственного кандидата в мою команду при условии, что я прорвусь на Север.
Об этом Георгий Федорович спрашивал в середине письма фразой: «Кто вас пустит?». Многолетний опыт путешествий подсказывал ему один ответ. Но я с этого вопроса начал подготовку своей первой северной экспедиции. Полгода я обивал пороги разных инстанций, смог заинтересовать горком комсомола г. Находки помочь мне и в конце концов получил драгоценное разрешение от Комитета государственной безопасности СССР на прохождение по северным границам страны. На велосипеде.
Формальные дела заняли у меня так много времени, что подготовка продуктов, снаряжения и другие вопросы, касающиеся практической стороны экспедиции, разрешались параллельно с этими делами как бы сами собой.
Только сейчас, когда я сидел и смотрел на груду вещей, сложенных возле нашей команды, сомнение закрадывалось в мою душу: все ли так необходимо будет нам в этом путешествии и выдержат ли такой груз наши машины? Ведь до сих пор подобное испытание на выносливость в суровых полярных условиях прошел только один велосипед, да и то американский, – тот самый, на котором проехал свой путь Г.Л. Травин. Мы взяли с собой два «Туриста» Харьковского велозавода и один пензенский «Дорожный». Как-то они поведут себя на маршруте?
Вещей много. Впервые отправляясь на Север, я старался предусмотреть каждую мелочь, внушив это и своим друзьям Фариду и Сергею. Теперь мы сидели, обложенные мощной грудой рюкзаков и велосипедов.
Среди всех особо выделялся белый рюкзак, сшитый из прочного парашютного шелка. Его мне подарил друг из Находки Володя Давыдов. Серьезный во всех делах,
Владимир перед нашей отправкой осмотрел все оснащение экспедиции и, вдоволь посмеявшись над моим фабричным рюкзаком, больше похожим на сумку неопределенной формы, привез мне свой, самодельно сшитый, но красивый, легкий и удобный. Белизна его, конечно, не соответствовала отведенной ему роли, но это дело быстро поправимое.
Кроме того, мы взяли с собой по анораку* – верхнему балахону из тонкого брезента, предназначенному защищать нас от ветра, снега и дождя в пути. Ребята пошили себе эти костюмы сами, а мне брат Федор подарил легендарный анорак, списанный из экспедиции Д. Шпаро, ходившего в 1979 году к Северному полюсу. Палатка у нас тоже была самодельная – ее сшила мне жена в 1983 году для путешествия к азовским берегам через всю страну. Так, с миру по нитке, была собрана вся экипировка экспедиции. Кто что где достал, что было подарено, что было изготовлено своими руками – все, надеюсь, пригодится в пути.
Я представил нашу группу на маршруте: в длинных балахонах, с рюкзаками на велосипедах спереди и сзади, на головах будут белые шерстяные подшлемники, добытые Фаридом у строителей, – зрелище обещает быть впечатляющим. Улыбаюсь про себя, и неожиданно взгляд мой останавливается на одном из пассажиров. Он резко выделяется в серой толпе суетящихся людей своим внешним видом и поведением. Кругом царит беспокойная толчея снующих туда-сюда пассажиров, а он, не спеша, вразвалку, волоча странным образом ноги, идет себе ведомым лишь ему путем. Взгляд его не был рассеян, он явно кого-то искал. Яркая пуховая куртка выдавала в нем человека, принадлежавшего Северу, может и коренного северянина, но не обычного работягу, а этакое что-то красивое и романтическое. Огрубелая от обморожений кожа на щеках и потухшая трубка в зубах еще более подчеркивали образ северного волка, пирата тундры...
Тут толпа пассажиров рванула на очередной, объявленный диктором рейс, все смешалось, я отвлекся и потерял его из вида. А через некоторое время слышу над собой голос: «Вы Павел Конюхов?» Поднимаю голову и вижу того самого, с трубкой в зубах. Он протягивает мне руку: «Я – Владлен Крючкин, кинооператор, буду сопровождать вас в экспедиции». После знакомства с ребятами Владлен оценивающе смотрит на нас и произносит также неторопливо и вдумчиво: «Мне нужно из машины перенести сюда киноаппаратуру». Мы бросаемся за ним, но, быстро смерив шаг, шествуем на улицу, к его машине. Очень скоро пространство возле наших вещей заполняется вообще немыслимой, невообразимо великой горой поклажи. И со всем этим мы будем двигаться по непроходимой тундре?
С Владленом Крючкиным я познакомился через Гончарова, мы обменялись с ним по одному разу письмами, а перед отъездом из дома я получил от него телеграмму, в которой он сообщал, что будет сопровождать нас, и просил назвать рейс и время вылета на Архангельск. Сейчас, познакомив нас со своим помощником, молодым парнем Гошей Гориным, Владлен объясняет нам, что и как он задумал снять, сколько времени будет сопровождать нас. Я же с ужасом смотрю на все его вещи и оборудование. Крючкин, перехватив мой взгляд, успокаивает, говорит, что в Архангельске постарается найти для всего этого транспорт. Владлен Васильевич увлечен своей работой, и очень скоро я это понимаю. Для него каждая встреча – работа. А так как в данный момент он едет с нами, то, не теряя времени даром, без обиняков, начинает выспрашивать меня.
Его интересует все: мое детство, юность, работа, другие маршруты, которые я осуществил, мои товарищи, то, как готовилась эта экспедиция, как я ее намереваюсь осуществлять, почему в такое, а не другое время года? Спрашивает, что я знаю о Г. Травине, как представляю его маршрут? Я начинаю рассказывать с самого начала возник новения интереса к Глебу Леонтьевичу Травину, о том, что слышал о нем и читал. И тут ловлю себя на мысли: что и кому я рассказываю? Человеку, который все это знает гораздо лучше меня, снял о нем фильм при его жизни, был хорошо с ним знаком и дружен.
Я прерываю свое повествование и прошу В. Крючкина поделиться своими воспоминаниями. Владлен Васильевич не отказывает. Я слушаю и проникаюсь к нему большой симпатией: как много он знает и о Г. Травине, и вообще о русских путешественниках, и о Севере. Незаметно разговор переходит на нынешний день, и оказывается, Крючкин тоже в курсе всех дел, всех нынешних путешествий, которые осуществляются и находятся в стадии подготовки. Спрашиваю его о планах Гончарова, говорю, что подавал ему телеграмму о своем приезде, и, как в сказке, Владлен Васильевич смеется, показывает вперед – а вот и он. Из толпы к нам приближается сухонький, небольшого росточка человек. Действительно, происходит все как в сказке, хотя, по правде говоря, Гончарова я представлял другим: здоровым и высоким путешественником. Подойдя к нам, Георгий Федорович здоровается с Крючкиным и знакомится с нами. Потом он усаживается рядом, и после взаимных расспросов начинается наша общая беседа.
Теперь уже сообща все время ожидания самолета мы потратили на практическое обсуждение дел. Новые знакомые, до этого знавшие меня по письмам, дотошно вникали во все вопросы подготовки и осуществления экспедиции и со знанием дела выворачивали на белый свет наиболее слабые моменты предстоящего испытания. Георгий Федорович Гончаров все пожимал плечами и недоуменно спрашивал о вещах: зачем вам столько? Он сам, я знаю, путешествует в основном налегке, а тут наша груда экипировки повергает его в смятение. Когда я уже понимаю, что молчанием не отделаться, то объясняю, что в куче этой наших вещей лишь небольшая (теперь) часть, что, отправляясь впервые на Север, я постарался предусмотреть, по возможности, все, исходя из полной автономии передвижения по северным просторам. Оказалось, что и палатка нужна, и запчасти, и продукты на какое-то время.
Гончаров, подумав, кажется, согласился со мной. За это время сидения в аэропорту мы успели крепко сдружиться. Г. Гончаров и В. Крючкин – давние друзья, но по причине своего образа жизни редко встречающиеся, здесь, что называется, отвели душу, разговорились, начали вспоминать и Г. Травина, и А. Гершфельда, тоже ветерана велопутешествий, и других путешественников. Оказывается, задолго до этого момента Г. Гончаров и А. Гершфельд планировали пройти северным маршрутом, но не смогли пробить это путешествие. А сам Г. Травин хотел в год своего семидесятилетия проехать этот же маршрут на автомобиле, но болезнь и другие обстоятельства не позволили осуществить задуманное.
Я со своими товарищами сидел и слушал. Слушал, счастливый от этой встречи, оттого, что меня тоже скоро ждут испытания почти, а может и такие же, которые выпадали моим собеседникам и Глебу Травину. Я забыл уже все свои походы по Дальнему Востоку, по Сахалину, через весь Союз: впереди меня ждал Север, и перед ним все прошлое было ничто. Сидел, как мальчишка, захваченный увлекательным разговором асов, бывалых путешественников. Правда, и они сейчас за воспоминаниями оживились, помолодели...
И тут неожиданно для всех нас, как гром среди ясного неба, прозвучало объявление о регистрации на рейс «Москва – Архангельск». Наскоро попрощавшись с Гончаровым, по пути настраиваясь на деловую волну, мы заспешили к месту регистрации.
Я первым и вполне благополучно прошел контроль при посадке. За мной шли мои товарищи Фарид и Сергей. У Фарида сразу нашли фляжку со спиртом и фальшфеер**, начали внимательно проверять Сергея, обнаружили и у него запрещенный груз. Вернули меня на повторный досмотр. А у меня было с собой нигде не зарегистрированное ружье и двадцать патронов к нему. После этого нас уже всем находящимся там составом милиционеров повели в отдельную комнату. Молодой лейтенант, благодаря бдительности которого мы так благополучно загремели, заставил нас писать объяснительные, а сам сел составлять докладную, грозя штрафом и сообщением на работу. Мы конечно знали, что виноваты, извинялись, показывали документы, сопроводительные бумаги горкома комсомола, но никак не могли убедить стража порядка, что взяли запрещенный груз для защиты себя, на всякий случай, а не для какой-нибудь диверсии на диких просторах тундры.
Ничего не помогало! Несколько раз заходил диспетчер и сообщал, что самолет из-за нас задерживается на 30, потом на 50 минут, на полтора часа. Время шло. Зазвонил телефон, лейтенант оторвался от бумаги, взял трубку. Его, по-видимому, приглашали на какое-то собрание. И тут мы услышали, что он задерживается из-за нас, что у него тут случилось такое... И что тут творится... Что творится... Вдохновение от удачи сыскника мешало ему трезво мыслить, остановить его было уже невозможно. Я уже устал от этого спектакля, перестал чувствовать себя преступником, пойманным на месте преступления, подошел, взял у него свои документы, ружье. В пылу разговора никто на меня и внимания не обратил. Лишь на выходе сержант спросил, разрешили ли мне пройти, я ответил, что конечно, не видишь что ли, что твой начальник отпустил? Прошел к своим вещам и упаковал ружье и патроны на прежнее место.
Вернулся к друзьям. Сюда уже прорвался Крючкин. Слышим, объявляют, что наш самолет улетает. Я растерялся. Хорошо Владлен Васильевич, который, оказывается, хлопотал за нас по другую сторону барьера, успокоил, сообщив, что через четыре часа будет следующий рейс и он уже договорился, что нас возьмут на него.
Тем временем в комнату зашел майор. Попросил лейтенанта доложить, что случилось у него тут, что за всемирное ЧП. Мы заново выслушали историю, так неудачно начавшуюся для нас из-за фляжки спирта. Майор спросил меня, что мы везем и для чего нам все это. Я объяснил, пока зал ему все документы, начал говорить про экспедицию по безлюдным местам, про то, что нам так необходимы будут и спирт, и ружье, про Север с его неожиданностями и дикими зверями. Майор прервал мои разглагольствования, сказав, что без меня знает про Север, так как много лет проработал в Норильске. Я замолк. Оправдываться уже было нечем. А майор подошел к столу, сгреб наши вещи в одну кучу и говорит: «Забирайте!». Мы ушам своим не поверили, а он подошел к шкафу, стоявшему в комнате, открыл дверцы, достал из него две фляжки со спиртом и три ракеты и продол жил: «И это тоже пригодится. Да и работников моих смущать не будет». Подозвал к себе Крючкина и наказал ему проследить, чтобы мы все эти вещи сдали на время полета летчикам в кабину.
Мы вылетели из злополучной комнаты, еще не веря в удачу. Но нет, все нормально, никто не подходит, не останавливает. Обрадовались здорово. Такой душевный подъем испытали, что готовы были сами лететь впереди самолета. Жаль, что из-за создавшейся обстановки не смогли спросить фамилию майора, но думаем, что тепло нашей благодар ности доходит до него и сейчас, с таким удовольствием мы вспоминаем эту встречу и по сей день.
Время до нашего рейса прошло быстро. Объявили посадку. Самолет набрал высоту. Мы начали ждать встречи с Архангельском – городом, который встретил и проводил за годы своего существования многих и многих полярных путешественников, большие и маленькие экспедиции, удачные и неудачные.
Анорак* – легкая ветрозащитная куртка из плотной ткани с капюшоном, надеваемая через голову и не имеющая обычного разреза с застёжкой спереди.
Фальшфеер** – пиротехническое сигнальное устройство в виде картонной гильзы, наполненной горючим составом. Фальшфейер используется для освещения местности и отдельных предметов или для подачи сигналов.
