В Архангельске мы поселились в одном из общежитий. Утром я проснулся рано. Слышу, за окном идет дождь. Всего ожидал, только не этого. Как же ехать по грязи и слякоти с тяжелым грузом? Рядом спят мои товарищи, но я не спешу их будить. Зачем огорчать раньше времени? Начинаю думать о них. Впереди неимоверные трудности, тяжелые дни, и все это предложил им я. А они согласились переносить сообща тяготы и опасности пути. Справа от меня неслышно спит Фарид Абдулин. Он и в жизни такой – без лишней суеты и громких слов, незаметный, но и незаменимый во всем. Познакомились мы с ним в одном из путешествий по Приморью и с тех пор всегда вместе.
С Фаридом я проехал не одну тысячу километров, и в последнем из них – по западной границе нашей страны – он также был со мной. Фарид родом из Сибири, из Иркутской области. Он вырос в простой рабочей семье, но его природной тактичности, большой внутренней культуре я не перестаю удивляться. Горячий по характеру, он никогда не обидит человека резким словом, с лица его никогда не сходит улыбка, и всегда он в хорошем настроении – одно из очень важных качеств в пути. При встречах, знакомствах Фарид всегда держится в стороне, в тени. А в деле он ведущий. У него золотые руки, из любой ситуации он найдет выход. Фарид никогда не участвует в спорах, но при необходимости подсказывает единственно верное решение.
В дороге мы хорошо понимаем друг друга. Еще я очень ценю его способность помочь другому. Это у него даже какая-то потребность – самое тяжелое, трудное или просто нудное дело он берет на себя. Со стороны кажется: такой покладистый характер, но я-то знаю, что Фарид всегда на все имеет свое мнение и при необходимости сумеет настоять на своем.
А вот Сергея Вилкова я еще мало знаю. Когда наша экспедиция была только на стадии подготовки, в краевой газете появилась заметка о предстоящем путешествии. На второй день после публикации на пороге моей квартиры появился Сергей и попросил взять его с собой. Такая непосредственность меня подкупила, а при дальнейшем знакомстве я понял, что парень он неплохой, в велосипедных путешествиях тоже не новичок, много ездил по дорогам Приморья. Посоветовался с Фаридом и решил взять его в команду.
Этот день в Архангельске перед стартом самый хлопотный. Вначале с Владленом Крючкиным обсуждали маршрут, по карте выбирали путь до Салехарда. В моих расчетах, он был разбит на каждый участок по дням, но из-за Крючкина кое-что пришлось корректировать. Владлен Васильевич вообще предлагал отказаться от первоначального замысла, а лететь в Салехард (там холоднее пока) и идти на Чукотку. Я не согласился. Экспедиция моя, и стартовать я буду из Архангельска, как и Г. Травин. Понимаю, что многое придется менять, путь придется разбить на этапы – летом тундра непроходимая, – но пойдем по бездорожью, сколько позволит нам погода, собственные силы и велосипеды.
Дождь по-прежнему моросит. Холодный, промозглый и темный день сегодня. Я немного в растерянных чувствах, но так как уже принял решение и друзья мои согласились со мной, то настроение у меня неплохое.
Мы всей группой идем в Обком комсомола просить транспорт для В. Крючкина. Он со своим помощником будет нас сопровождать первые тысячи километров, а потом, по возможности, подлетать на маршрут.
В Обкоме просидели долго. Комсомольские вожаки приняли нас холодно, с едва скрываемым высокомерием. Это, конечно, очень далеко от того радушия архангельцев, о котором так тепло вспоминал Травин, но что поделаешь, рассчитывать на всеобщее понимание тоже смешно. Повернуться и уйти мы не можем – нам жаль В. Крючкина: он столько пробивал эту командировку, столько успел намучиться с нами в московском аэропорту, что теперь уж мы решили биться до последнего об эту стену непонимания. Я еще раз переворачиваю все бумаги, читаю обращение их коллег из Находкинского горкома комсомола с просьбой помочь нам, показываю письмо-обращение, в котором мы должны собрать подписи местного населения в борьбе за мир, – давлю на их сознательность их же способом. В конце концов долгими разговорами, молча проглотив все ответные фразы о никчемном авантюризме и безумстве, мы пробили брешь в стене. Секретарь взял трубку и начал звонить, договариваться по поводу машины для киногруппы, а мы притихли и сидели, не шелохнувшись, – боялись помешать очередной удаче.
Центральная улица в Архангельске называется, как и во времена посещения ее Травиным, именем Павлина Виноградова. Треньканье трамваев тоже вызывает в памяти собственные воспоминания Г. Травина на страницах журнала «Вокруг света». Так еще совсем недалекая история соприкасается с тобой, приглашает в путешествие по времени.
Но дольше гулять по городу мы не можем себе позволить. Надо спешить укладывать вещи, собирать велосипеды. Откладывать старт нельзя: наступающая весна не дает никакой передышки. Идем в общежитие. Спешим. Нетерпение перед предстоящим началом уже подгоняет нас. Это чувство, когда все проволочки, все затруднения подготовки позади, а впереди лишь ждет дорога, знакомо нам, оно волнует. Так спортсмен, наверное, забирается на вышку, с которой собирается прыгать, и замирает наверху – мгновение отделяет его от свободного полета.
Нам первые километры свободного движения дались нелегко. Велосипеды загружены так тяжело, что руль водит из стороны в сторону. С трудом удерживаемся на сидении, но дорога пока хорошая, и это нас спасает. Завтра асфальт закончится, и тогда предстоит испытать с лихвой всего: и глубокий снег, и распутицу днем, и всю грязь, и слякоть, о которой говорили нам местные жители.
На ночлег устроились пораньше, хотим отдохнуть перед трудным завтрашним путем, просмотреть все снаряжение и подумать, как двигаться дальше. С такой нагрузкой на велосипеды что-то надо предпринимать, иначе они развалятся у нас по дороге. На ужин сварили суп и открыли банку рыбного паштета, потом попили чай и легли спать под открытым небом. Палатку устанавливать не захотели.
Как облегчить свой велосипед, ничего не могу при думать. Лишним грузом везу кинокамеру и ружье. Но выбросить их не могу. Кинокамера не моя, ее мне вручили ребята из Владивостокского киноклуба, а пленку к ней пообещали прислать в Архангельск, но не прислали. Ружье же, думаю, еще пригодится.
Утром выехали рано. Какое-то время ехали по твердому, подмороженному за ночь грунту. А потом солнце поднялось и начало весело припекать нас сверху. Дорога сразу раскисла: не то что ехать – идти стало невозможно. Слезли с велосипедов и стали месить жижу из грязи и снега. Скоро спины наши стали мокрыми от пота. Идем, тянем за собой непослушный груз. Только выберешься из одной ямы, не успеешь шаг сделать, как проваливаешься в другую. Вода, внутри холодная, ноги мокрые, да мы и сами по уши грязные. Однако никто не ноет. Это смешно. Сами выбрали себе такой путь. Думаю о том, что Травину было еще труднее. Мы молча продолжаем идти и от этих бесконечных напряжений начинаем чувствовать себя в другом измерении – и времени, и пространства: карабка ешься, встаешь, проваливаешься; опять выбираешься, встаешь, делаешь новый шаг, проваливаешься. Потом передохнул, вытер пот со лба, оглядываешься по сторонам – возле тебя те же самые кусты, те же холмики, что и полчаса, и час назад. Потом опять все повторяется. Солнышко веселится, а у нас одна надежда, что, возможно, впереди путь легче. Действительно, наст стал тверже, можно сесть на велосипед. Садишься, а руки от напряжения дрожат, руль водит из стороны в сторону, и ты напрягаешься всем телом, лавируешь вместе с велосипедом, изворачиваешься, чтобы не упасть. Только приноровился, просох пот на лбу, как метров через двести-триста такой езды впереди оказывается автомобиль. Шофер тоже доволен твердому участку, торопится наверстать упущенное время, летит на своей машине – велосипед перед ним, что букашка. Приходится уступать дорогу, а это значит сойти с колеи и окунуться по пояс в снег, в грязь, в глубокую лужу. Но нам уже все равно. Промокшие, грязные и усталые мы воспринимаем эти встречи с равнодушием, главное для нас – продвинуться, хоть немного вперед. Единственная цель дает нам силы в течение всего дня.
К вечеру дорогу немного подмораживает, и мы уже стараемся выложиться до конца, до темноты пройти как можно больше. Облегчение приходит с мыслями о доме, о семье, о прошедших днях и испытаниях, о предстоящих километрах. Посмотришь – и ребята бредут также один на один со своими мыслями, и взгляд их отрешен. Они сейчас далеки от тебя, идут как какие-то сомнамбулы, копошатся с тяжелым грузом, мокрые и грязные в длинных анораках.
Но вот – поворот, и в сумерках маячит знакомый силуэт машины. Это Крючкин застрял на своем «газике», и некому ему помочь. Владлен Васильевич с неизменной трубкой в зубах поджидает нас с надеждой. Сообща, в который раз за этот день, мы все вместе наваливаемся на кузов машины, стараемся плечом приподнять и толкнуть ее, вытащить из злополучной ямы. В который раз это опять удается, машина фырчит и вскоре исчезает из виду. Становится еще темнее. Пора, наконец, устраиваться на ночлег. Тут только понимаем, как устали за день. Наскоро ужинаем, затем утаптываем углубление, где место и снег посуше, кладем целлофан, расправляем палатку, на нее укладываем свои коврики, спальники, переодеваемся и залазим в холодные мешки. Скоро спальник начинает согревать, и нет счастливее этого мига. Все позади: доро га, тяжесть в руках и ногах, слякоть и холод раскисшего снега. В спальнике сухо и тепло. Закрываешь глаза, и перед тобой мелькают колеса, лужи, носки твоих ботинок, утаптывающих грязь; откроешь – видишь звезды и ночное небо. Постепенно тепло спальника обволакивает тебя уютом, ты проникаешься им и... летишь в пустоту, приятную и мягкую, где ничего не болит, не беспокоит, и все хорошо...
Однако продолжается это недолго. Инстинкт срабатывает, посреди ночи ты просыпаешься, прислушиваешься ко всем шорохам и звукам окружающей тебя дикой природы и так уже до утра дремлешь сторожко*, боясь забыться глубоким сном. В одно из ночных бдений подумал я о том, что лучше нам двигаться ночью, а днем отсыпаться где-нибудь, подальше от дороги. Сообщил Сергею и Фариду о своем решении, они согласились со мной.
Теперь так и двигаемся. Да, Север преподнес нам настоящий сюрприз со своим неожиданным потеплением. Даже старожилы не припомнят такого апреля. Я же сейчас совсем не был готов встретить подобное испытание, надеялся, что распутица начнется гораздо позже. Все думаю, как можно было бы избежать такой ситуации, и не вижу выхода. Задержала нас волокита с оформлением бумаг и всевозможных разрешений. Ускорить же этого дела я никак не мог, не от меня оно зависело. Можно было бы отложить путешествие до следующего года. Но где гарантия, что тебя снова пустят и все получится? Нет, рисковать экспедицией я не мог. Вдруг взбредет какому-нибудь чиновнику в голову отложить ее до каких-нибудь удобных, с его точки зрения времен, и все, можно тогда поставить крест на этом предприятии на долгие годы.
Что поделаешь? Пусть мы не в подходящее время оказались в тундре, но ничего, двигаемся же. Травину приходилось преодолевать и не такое. Как часто обращение к этому мужественному человеку, к событиям более чем полувековой давности помогает нам в пути, придает сил и терпения.
Сторожко* – осторожно, осмотрительно.
